В панике я толкнула первую попавшуюся дверь и влетела в давно заброшенную спаль-ню, похоже, пустовавшую ни один год. Обстановка прыгала перед глазами. Четко запомнилась огромная кровать с пыльным ободранным балдахином и окровавленное смятое покрывало, за-скорузлое от бурых пятен, а еще стул, полетевший в окно и сорвавший легкую прозрачную за-навеску. Звон разбитого стекла взорвал тишину, осколки прыснули мне под ноги.
Я бросилась к дыре, откуда в комнату ворвался злой сквозняк, и в тот же момент, словно бы на стремительное мгновение провалившись в темноту, оказалась в совсем другом месте…
… Мои шаги звучали едва слышно и незначительно в тишине огромного архива, напол-ненного книжной пылью и особенным запахом сырости, сопровождавшим любое подземелье. Проход с обеих сторон от темных стеллажей отделяли невидимые магические перегородки, и по ним пробегали волны зеленоватого свечения, предупреждавшие об ограничении простран-ства…
Через мгновение меня вернуло в собственное тело, застывшее в нелепой позе в комнате старинного особняка. Проклятый браслет снова заставил сознание проникнуть в чью-то голову! Меня трясло, как припадочную, а ноги от неожиданного подлого перемещения не слушались. Взор медленно прояснялся.
− Господи, − пробормотала я, запрыгивая на подоконник, − только не сейчас! Ну, пожа-луйста!
Внизу замаячила крыша пристройки, и, не сомневаясь ни секунды, я спрыгнула вниз. Ветхие черепицы лопнули под каблуками, и от грохота зазвенело в ушах. Не устояв, я шлепну-лась и, прокатившись пару сажень, распласталась на спине. Сверху раздалось глухое рычание, заставившее мгновенно вскинуться. Я не успела вскочить, как аггел, размазавшись в единую линию, сиганул вслед за мной.
Скользя ботинками, я поднялась и бросилась к краю, сама не понимая пока, что собира-юсь сделать.
И снова холодная звездная ночь померкла, а над головой вместо черного неба появился высокий потолок…
… − Она считает, что я хочу ее убить! − резко произнесла я голосом Богдана, и сжалась в ужасе. Мне засосало в голову собственного старшего брата, и внутри отбивала набатом невы-носимая злость!
Богдан быстро шел по длинному скудно освещенному коридору со стенами, затянутыми переливавшимся шелком.
− Птаху сложно переубедить в чем-то. Она решила, что ты охотишься за ней из-за брас-лета, − раздался рядом голос Ратмира.
Я испуганно замерла, превратившись в крошечную точку. Голова Богдана резко дерну-лась, глаза скользнули по сосредоточенному лицу Ветрова старшего, идущего с моим братом плечо к плечу. От одного короткого взора меня, вернее, Богдана перекосило, и волна едва кон-тролируемого бешенства, поднявшись из живота, обожгла грудь.
− Это откуда ж ты ее так хорошо узнал, Ветров, если неделю назад и не подозревал, что у меня есть сестра? − процедил он, и мне захотелось завизжать от переполнявшей брата нена-висти. − Ты мне, конечно, друг, но, проклятье, это же моя младшая сестренка, моя Ведка! Не смей ее цеплять! У нее нормальная жизнь, какой нам с тобой, Ветров, вовек не видать! − от на-глой лжи затрясло от возмущения.
Нормальная жизнь − это когда днем работа, на обед пончики, а вечером семейный хоро-вод? Признаться, еще седмицу назад я сама мечтала вернуться в привычный круг, но теперь-то все изменилось.
− Ясно, − раздался лаконичный ответ, показавшийся брату оскорблением.
− Когда ты говоришь таким тоном, − взвился он, − я чувствую себя дебилом! Я говорил тебе уже, что запрещаю даже коситься в сторону Ведки!
Ветров промолчал, и Богдан свирепо глянул на него, захлебываясь раздражением. В этот момент, затаившись на краешке сознания брата, я во все глаза рассматривала Ратмира и не узнавала, ведь его и в обычные дни бесстрастное лицо теперь вовсе походило на бездушную маску. Челюсти сжаты, а желтые глаза с огромным зрачком, расширившимся от полумглы, казались мертвыми и страшными.
− И чего ты молчишь? − прошипел Богдан.
− Ни хрена ты не знаешь своей сестры, − хмыкнул Ветров в ответ, и в этот момент две руки, брата и Ратмира, одновременно толкнули створки высоких дверей. Изнутри хлынул бе-лый неживой свет, и меня ослепило…
… Я снова стала собой, и поняла, что болтаюсь тряпичной куклой, перекинутой через плечо вновь пленившего меня аггела. Под его сапогами хрустела черепица, и мощную фигуру неустойчиво шатало. Вокруг разливалась холодная темнота, и тюремщик, осторожно ступая, громко пыхтел. Его рука прижимала меня, стараясь удержать в одном положении, отчего желудок до боли сдавливало.
Стараясь освободиться от цапкой хватки, я взвизгнула и задергалась из последних сил. От неожиданности аггел выпустил меня, роняя на крышу. Не давая очухаться от головокружи-тельного падения, он, свирепо рыча, вцепился в мое запястье, где под рукавом прятался брас-лет. Мое сердце ухнуло, а беспощадный противник остолбенел. Его еще секунду назад скор-ченная физиономия разгладилась, сошедшиеся у переносицы брови разошлись, взгляд стал бес-смысленным. В изумлении я хлопнула ресницами и просто сказала:
− Отпусти.
Горячие пальцы с черными ногтями мгновенно разжались, и, шипя, я растерла руку. Аг-гел стоял передо мной истуканом, вытянув руки по швам и ссутулившись. В нем не осталось ни капли кровожадности.
− Покрутись, − изогнув брови, приказала я, и тот послушным ягненком повернулся во-круг своей оси, а потом замер, ожидая следующего веления. Похоже, сейчас по моему приказу он был готов даже спрыгнуть с крыши или станцевать польку.
Тут все встало на свои места. Однажды Док сказал, что аггелы очень тонко реагируют на черную магию и подчиняются ей. Прихвостень Златоцвета коснулся браслета, а потом его мозги, если, конечно, они у него имелись, отрубило. Господи, да если бы я раньше знала о столь полезном побочном эффекте побрякушки, то сама со всеми похитителями поздоровалась бы за руку! Интересно, насколько хватит магического импульса?