Магические узы - Страница 66

− Кажется, я… − снова вырвался судорожный всхлип. С Ратмиром можно быть слабой, ведь он поможет, по крайней мере, своему младшему брату. Лицо исчезло, картинка смеша-лась, и зеркало стало черным, когда мужчина в бессильном бешенстве отшвырнул коммуника-тор.

− Ратмир… − позвала я слабым голосом, но он молчал

Меня трясло так сильно, что аппарат плясал в руках.

− Ту женщину из заметки тоже убили. Тот, кто это сделал, обратился мной.

Он слышал меня прекрасно, но не отвечал. Значит, не верил.

− Стриж не дышит, − пробормотала я. Мне отчаянно не хотелось, чтобы звонок прервал-ся. Оставаться рядом с умирающим другом совершенно одной, зная, что где-то рыщет мой двойник с самострелом и в компании не запечатанного аггела, было чересчур для истинной трусихи.

− Веда, − неожиданно отрывисто произнес Ратмир, − проверь его зрачки.

− Что? − я встрепенулась и, склонившись над мертвенно-бледным Стрижом, осторожно приподняла веко. Даже от блеклого сумрачного света зрачок резко сократился, и черная краска магических капель свернулась, оставляя лишь желтую радужку.

− Они реагируют на свет? − потребовал ответа Ратмир.

− Да!

− Он жив, − уверил меня собеседник. − Он спит.

Сон, какое удивительное слово! Мне припомнились уроки анатомии в старших классах лицея, когда полная преподавательница-тролль с выжженными от магической завивки волоса-ми под едва сдерживаемый хохот группы тыкала указкой в причинное место глупо улыбавше-гося плаката аггела, показанного в разрезе, то есть со всеми внутренностями, мало отличавши-мися от остальных фейри. Те же печенка, селезенка, легкие, только особенность странная − аггелы впадали в летаргический сон, практически кому, когда у них начинался процесс заживления ран или, как говорилось в умном учебнике по анатомии человека и человекообразных видов, 'регенерации тканей'.

Сердце подскочило, и от радости губы растянулись в идиотской улыбке.

− Хорошо, − забормотала я полубезумно, схватившись за голову, − очень хорошо.

− Веда, отключайся. Мне нужно вызвать Дока, − донеслось до меня, и, прежде чем палец поспешно нажал на кнопочку, Ратмир добавил: − Не бойся. Я уже еду…

Не давая мне возможности прочувствовать блаженного облегчения, мой двойник, тяже-ло дыша, заскочила под арку, ведущую во внутренний дворик, и немедленно выстрелила. Это только в видео-былинах герою говорят насмешливые слова, грозясь убить, а лишь потом стре-ляют. В жизни такой удачи не случается. Меня спасло лишь то, что девушка от поспешности не успела хорошенько прицелиться.

Я даже толком не испугалась, а над макушкой пролетела ослепительная молния боевого шарика. Он врезался в фонарный столб и, отскочив, взорвал черепками цветочный горшок, сто-явший на перилах ближайшего балкончика. Сверху мне на голову посыпался черный грунт и глиняные осколки. Все случилось за короткую резкую секунду, подталкивая меня. Я вскочила, едва не падая.

Девушка, выглядевшая моим зеркальным отражением, снова вскинула руки и, заставляя испуганно замереть, щелкнула затвором самострела. Веки захлопнулись, как ставни на окнах, отрезая меня от пустующего двора и противницы. Мышцы напряглись, но оглушительной боли, какая должна была последовать за шаром, не наступила. Я открыла глаза, а убийца все нажимала и нажимала на курок, получая лишь осечки.

Чтобы добежать до выезда на улицу Вязовую мне пришлось приложить все возможные силы. Сердце бешено стучало. На брусчатке плыла неровная тень от моей фигурки, она, то пре-следовала меня, то опаздывала, изломано растягиваясь. Убийца догоняла, через шумное дыха-ние я могла слышать стук ее каблуков.

Потемневшая улица, залитая фонарным светом, захватила меня в объятия. В кронах то-полей запутался сумрак. Полосатый тент, порванный насквозь после моего прыжка, подрагивал от легкого ветра. Тишь спального района казалась нереальной, и прогуливавшаяся парочка отпрянула в страхе, лишь завидев движение в темной подворотне.

Я устала так сильно, что едва держалась на ногах, легкие горели. Я больше не могла бессмысленно бежать, панически боясь боевых шаров! Неожиданно страх сменился на отчаянную злость, заставляя завернуть за угол и прижаться взмокшей спиной к шершавой холодной стене. Дыхание замерло, а рука сжалась в кулак, спрятав внутрь большой палец, чтобы не сломать суставов − как когда-то давно меня учил Богдан.

Удар в скулу противницы, выскочившей на всех парусах из подворотни, получился знатный. Кажется, даже костяшки треснули от силы, и руку пронзила боль. Девушка взвизгну-ла, не ожидая нападения от перепуганной жертвы, вдруг превратившейся в охотника. Убийца рухнула навзничь на мостовую, выронив самострел, и он отлетел к моим ногам. Молниеносно присев, я не сводила с двойника настороженного взгляда и поспешно подняла оружие, тяжелое, со скользкой горячей рукоятью, нагретой теплом влажной ладони. Руки сами вскинулись, направляя дуло на распростертую девушку. Это было странное ощущение, словно целишься в собственное отражение в зеркале и ждешь, как в тебя прыснут стеклянные осколки после выстрела.

Убийца на мгновение оцепенела, изумленно вытаращившись. Она приподнялась на локтях, а на лице, так сильно похожем на мое собственное, отразилось неверие. Секунды текли, мои ладони вспотели, а палец застыл на спусковом крючке.

− Ты не выстрелишь, − неожиданно уверено произнесла девушка, и от звука собственно-го голоса, услышанного от постороннего человека, мне стало жутко.

− Ты не сможешь! − в отличие от моих вечно обкусанных, гладкие губы растянулись в торжествующую улыбку. Серые глаза вспыхнули злым ликованием. − Стреляй… Боишься?