Нервно грызя ноготь, я безрезультатно пыталась отыскать утреннюю заметку об инци-денте на станции. Мама Ярослава фурией заскочила в кухню и слету схватила со стола солонку в виде деревянного крошечного бочонка, похоже, собираясь упаковать в дорогу и его.
— Оставь соль, — буркнула я.
С искренним изумлением мама посмотрела на солонку, зажатую в кулаке, и с превели-кой осторожностью вернула на прежнее место рядом с перечницей.
— Не грызи ногти, — уже из прихожей крикнула родительница, и вслед ее словам раздался страшный грохот.
— Ярослава, — позвала я матушку, которую с самого детства называла исключительно по имени, — а Богдан звонил?
— Нет, — раздался лаконичный ответ.
Она как раз вывалила вещи из сундука на пол, собираясь еще раз пересмотреть список необходимого. Ловкие руки выловили из кучи мятую простыню в мелкий цветочек. Сдувая прилипшие к взмокшему лбу пряди волос, нахмурившаяся мама с недоумением развернула на-ходку. Почти с брезгливой гримасой Ярослава отшвырнула простыню на деревянные перила лестницы, и тряпка, жалко повиснув, едва не соскользнула на пол.
Я быстро набрала на зеркальном коммуникаторе номер брата. У приборчика почти за-кончился заряд, и зеркало не проявляло отражений. После насмешливого приветствия автоот-ветчика, я затараторила:
— Привет, Истомин. Не поверишь, но звоню узнать, куда ты делся. Слушай, с тобой все в порядке? Ты не проявлялся со вчерашнего вечера. Надеюсь, что ты с девушкой, и у тебя дела лучше, чем у меня. — Я помолчала, следя матушкой, которая добралась до ярко-желтого плаща, случайно попавшего в сундук, и сунула его обратно к кое-как сложенной одежде. — Ну, хорошо, Истомин, ты уговорил меня. Так и быть расскажу тебе. Представляешь, из Сетки исчезли все сообщения о смерти подлеца из Исторического музея. А еще мне показалось, что за мной сегодня следили. Бред, да? Ладно, позвони. Ну, все пока.
Приборчик, пискнув, отключился. Ровно в тот же момент хрипло затрезвонил домашний зеркальный коммуникатор в прихожей, стремясь переорать доносившиеся из гостиной вопли футбольных фанатов.
— Ведушка, — позвала мама, уже каким-то непостижимым образом успевшая улизнуть в спальню на втором этаже, — ответь!
Я выбралась из-за стола, прикрывая лэптоп. Моментально тот защелкал пружинками и, неярко вспыхивая зеленоватыми всполохами, сложился в небольшую плоскую коробочку с надкусанным яблоком на крышке. Старенькое квадратное зеркало на стене прихожей надрыва-лось, и в нем через рябь неохотно проявлялось крупное лицо первой семейной сплетницы Гал-ки, прижимавшей к уху трубку. Тетку я не жаловала за неуемную любопытность, и в тайне с Богданом мы включили ее в состав четверки Великой Инквизиции, вечно сующей носы в чу-жие дела. Сейчас Галка ждала ответа, надеясь через зеркало разглядеть что-нибудь лакомое в нашем интерьере, а потом обсудить с маминой кузиной.
− Яра! Это тебя! — заорала я, задрав голову.
В ответ наверху что-то загрохотало, и на потолке зашаталась пыльная люстра, взбала-мутив световой шарик. Раскрасневшаяся матушка, зажимая подмышкой старые поцарапанные коньки, спустилась по ступенькам со смятой ковровой дорожкой.
− Кто это на антресоли положил? — гневно вопросила мама Ярослава, швырнув коньки под лестницу.
− Ты и положила, — я только покачала головой.
Зеркало трещало, и изображение тетки сильно рябило. Мама схватила трубку, висевшую на рычаге в стене, и тетка тут же беззвучно зашевелила губами.
− А мы собираемся, − отозвалась мама Ярослава, и в ее голосе появилось нескрываемое торжество: — Знаю, дорогая, что ты хотела в Бериславль летом съездить, − она выдержала пау-зу, желая, добиться убийственного эффекта: − А вот мы сейчас собрались. Подумали, зачем всем в одно время ютиться? У Рябины дом не то, чтобы шибко большой…
Я едва сдержала ухмылку, когда тетку перекосило от зависти, а улыбка стала натянутой и фальшивой. Мама спряталась на кухне, усевшись на шаткий кряхтевший табурет. Провод трубки обтянул дверной косяк, и зеркало опасно накренилось, грозясь свалиться на пол. Взгляд поверженной черной вестью Галки ощупывал разгромленную прихожую и сосредоточился на моей склоненной над сундуком фигурке. Тут же раздалось мамашино восклицание:
− Кожа да кости? — родительница выглянула из кухни и критично пригляделась ко мне. — Да, ты права, − вздохнула она с сожалением, − Ведка действительно сильно похудела!
От возмущения у меня вспыхнули щеки, чтобы не высказаться в сердцах, я выместила досаду на крышке сундука, хорошенько громыхнув ею, а потом стащила с перил простыню и с милой улыбкой мстительно накрыла зеркальный коммуникатор.
− Как завесила? — изумилась тут же матушка. Она снова высунула нос из кухни и стра-стно закивала, соглашаясь со мной. — Да, брось. У нас коммуникатор плохо работает, − поохала мама для приличия, чтобы Галка не обижалась очень сильно.
Неожиданно мне, аккуратно складывавшей одежду на дно сундука, показалось, будто за спиной щелкнул дверной замок. Сильно издерганная последними, пускай не особо страшными, но крайне нервирующими событиями, я подскочила, словно внутри распрямилась стянутая пружина.
Осторожно подкравшись, я настежь распахнула входную дверь и впустила в пыльную прихожую толику ночной свежести. На каменном крыльце под уличным фонарем стояла Радка. Ее фигурка все еще сохраняла отроческую угловатость и казалась очень хрупкой. Сестра, захваченная врасплох, поспешно стерла ладонью размазанную карминовую помаду.